Обмен разумов

Пятница, 13 августа 2010 г.

Глава 6

Марвин не предался отчаянию. Зато он предался гневу – эмоции гораздо более оправданной, хотя столь же безрезультатной. Вместо того чтобы позорить себя, рыдая в суде, он позорил себя, бушуя в коридорах Федерал-Билдинг, требуя либо справедливости, либо, черт побери, какого-нибудь удачного ее эквивалента.

Молодой человек был глух ко всему. Тщетно втолковывали ему юристы, что если бы справедливость действительно существовала, то отпала бы необходимость в законе и законниках, а тогда исчезла бы одна из благороднейших концепций человечества и целая профессия оказалась бы ненужной.

Этот вразумительный довод не умиротворил взбешенного Марвина, который являл собой существо, не поддающееся убеждению. В груди его трещало и скрежетало дыхание, когда он громовым голосом обличал судебную машину Марса. В таком настроении он подошел к двери с табличкой «Бюро сыска и задержания. Межзвездный отдел».

– Ага! – пробормотал Марвин и вошел внутрь. Он очутился в маленькой комнатушке, точно сошедшей со страниц старинного исторического романа. Вдоль стен чинно выстроились старые, но надежные электронные калькуляторы. Возле двери стояла одна из первых моделей преобразователя мысли в машинописный текст. Кресла отличались определенностью формы и пластиковой обивкой пастельных тонов – тем, что ассоциируется с минувшей эрой праздности. Комнатушке не хватало только громоздкого «Морэни», чтобы стать точной копией места действия повести Шекли и других ранних поэтов Переходного века.

В одном из кресел сидел немолодой марсианин и метал стрелы в мишень, очертаниями напоминающую женский зад.

При входе Марвина он поспешно обернулся и сказал:

– Давно пора. Я вас ждал.

– Серьезно? – не поверил Марвин.

– Ну, не то чтобы уж совсем, – признался марсианин. – Но я установил, что такое начало беседы достаточно эффектно и создает атмосферу доверия.

– Зачем же вы губите эту атмосферу, открывая ее секрет?

– Все мы далеки от совершенства, – пожал плечами марсианин. – Я всего лишь простой труженик – сыщик. Урф Урдорф. Садитесь. Кажется, мы напали на след вашей меховой шубки.

– Какой меховой шубки? – удивился Марвин.

– Вы разве не мадам Риппер де Лоу – травести, которую вчера вечером ограбили в отеле «Красные Пески»?

– Конечно, нет. Я Марвин Флинн. Потерял тело.

– Да-да, разумеется, – энергично закивал сыщик Урдорф. – Давайте-ка по порядку. Вы случайно не помните, где находились, когда впервые заметили пропажу тела? Не спрятал ли его кто-нибудь из ваших друзей, желая подшутить над вами? А может, вы его сами куда-нибудь заткнули или отправили отдохнуть?

– Вообще-то оно не то чтобы пропало, – сказал Марвин. – По-настоящему – его украли.

– Так бы и говорили с самого начала, – обиделся Урдорф. – Теперь дело предстает в совершенно ином свете. Я всего лишь сыщик; никогда не выдавал себя за чтеца чужих мыслей.

– Очень жаль, – сказал Марвин.

– Мне тоже жаль, – сказал сыщик Урдорф. – Это я о вашем теле. Должно быть, для вас это был форменный удар.

– Да, так оно и было.

– Представляю, каково вам теперь.

– Спасибо, – поблагодарил Марвин.

Несколько минут посидели в дружелюбном молчании. Первым заговорил Марвин:

– Ну?

– Прошу прощения? – ответил сыщик.

– Я говорю «ну?»!

– А-а! Извините, первый раз я вас не расслышал.

– Это ничего.

– Спасибо.

– Ради бога, пожалуйста.

Вновь наступило молчание. Затем Марвин опять сказал: «Ну?», а Урдорф ответил: «Прошу прощения?».

– Я хочу, чтобы мне его вернули, – сказал Марвин.

– Кого?

– Мое тело.

– Что-что? Ах да, ваше тело. Гм, еще бы вы не хотели, – подхватил сыщик с понимающей улыбкой. – Но это, конечно, не так-то легко, правда?

– Откуда мне знать, – ответил Марвин.

– Да, знать вам, пожалуй, неоткуда, – согласился Урдорф. – Но смею вас уверить, это не так-то легко.

– Понимаю, – сказал Марвин.

– Я вот и надеялся, что вы поймете.

Произнеся эти слова, Урдорф погрузился в молчание. Молчание длилось приблизительно секунд двадцать пять плюс-минус секунда или две; к концу этого периода терпение у Марвина лопнуло, и он закричал:

– Черт вас возьми, намерены вы шевельнуть пальцем, чтобы вернуть мне тело, или же будете просиживать свою толстую задницу, не говоря ни единого путного слова?

– Конечно, я намерен вернуть вам тело, – сказал сыщик. – Или, во всяком случае, попытаться. И незачем меня оскорблять. Я, в конце концов, не машина с готовыми ответами на перфокартах. Я разумное существо, такое же, как и вы. У меня свои надежды и страхи. И свой метод ведения беседы. Вам он может казаться не очень действенным, но я нахожу его в высшей степени целесообразным.

– Это действительно так? – смягчился Марвин.

– Право же, так. – В кротком голосе сыщика не было и следа обиды.

Казалось, вот-вот наступит очередное молчание, поэтому Марвин сказал:

– Как, по-вашему, есть ли надежда, что я... что мы вернем мое тело?

– Есть, и большая, – ответил сыщик Урдорф. – Я, откровенно говоря, рискну зайти довольно далеко и заявить, что уверен в успехе. Моя уверенность базируется не на изучении вашего конкретного случая, о котором мне известно очень немногое, а на простейших статистических выкладках.

– А выкладки свидетельствуют в нашу пользу? – осведомился Марвин.

– Вне всякого сомнения! Судите сами: я квалифицированный сыщик, владею всеми новейшими методами, мне присвоен высший индекс оперативности – АА-А. И все же, несмотря на это, за пять лет полицейской службы я еще ни разу не раскрыл преступления.

– Ни единого?

– Ни единого, – решительно подтвердил Урдорф. – Любопытно, не правда ли?

– Да, наверное, – сказал Марвин. – Но ведь это значит...

– Это значит, – перебил его сыщик, – что полоса неудач, самая редкостная из всех мне известных, по статистическому ожиданию должна вот-вот закончиться.

Марвин смешался, а это ощущение непривычно для марсианского тела. Он спросил:

– А что, если полоса все же не закончится?

– Не будьте суеверным, – ответил сыщик. – Теория вероятностей на нашей стороне; в этом вы убедитесь даже при самом поверхностном анализе создавшегося положения. Я завалил сто пятьдесят семь дел подряд. Ваше сто пятьдесят восьмое. На что бы вы поставили, если бы были заядлым спорщиком?

– На то, что и дальше будет так продолжаться, – сказал Марвин.

– Я тоже, – признался сыщик с виноватой улыбкой. – Но тогда, заключая пари, мы исходили бы из эмоций, а не из разумного расчета. – Урдорф мечтательно поднял глаза к потолку. – Сто пятьдесят восемь неудач! Фантастическая цифра! Такая полоса неминуемо должна закончиться! Скорее всего я теперь могу сидеть у себя в кабинете сложа руки, а преступник сам найдет ко мне дорогу.

– Да, сэр, – вежливо согласился Марвин. – Но вы, надеюсь, не станете пробовать именно такой метод.

– Да нет, – сказал Урдорф. – Его я испробовал в деле номер сто пятьдесят шесть. Нет, ваше дело я буду расследовать активно. Тем более что здесь налицо преступление сексуальное, а такие вещи меня особенно интересуют.

– Извините? – пролепетал Марвин.

– Вам совершенно не в чем извиняться, – заверил его сыщик. – Не следует испытывать чувство неловкости или вины только оттого, что вы стали жертвой сексуального преступления, пусть даже народная мудрость многих цивилизаций гласит, будто в таких случаях на жертву ложится позорное пятно, исходя из презумпции ее сознательного или подсознательного соучастия.

– Нет-нет, я не извинялся, – сказал Марвин. – Я просто...

– Вполне понимаю, – прервал его сыщик. – Но не стыдитесь, расскажите мне самые чудовищные, омерзительные подробности. Считайте меня безликой официальной инстанцией, а не разумным существом с половыми признаками, страхами, желаниями, вывихами, поползновениями...

– Я все пытаюсь вам втолковать, – сказал Марвин, – что сексуальное преступление здесь ни при чем.

– Все так говорят, – задумчиво произнес сыщик. – Поразительно, до чего неохотно приемлет неприемлемое человеческий разум.

– Вот что, – сказал Марвин, – если бы вы дали себе труд ознакомиться с фактами, то заметили бы, что речь идет о наглом мошенничестве. Мотивы преступления – деньги и самоувековечение.

– Это-то я знаю, – ответил сыщик. – И если бы не процессы сублимации, так бы мы и считали.

– Какими же еще мотивами мог руководствоваться преступник?

– Самыми очевидными, – сказал Урдорф. – Классический синдром. Видите ли, этот малый действовал под влиянием особого импульса, который принято обозначать особым термином. Преступление совершено в тяжелом состоянии давнего проективного нарциссова комплекса.

– Не понимаю, – пробормотал Марвин.

– С таким явлением малоосведомленные люди, как правило, не сталкиваются, – утешил его сыщик.

– А что это значит?

– Я не могу углубляться в дебри этиологии. А если вкратце, то синдром вызывает смещение себялюбия. Попросту говоря, больной влюбляется в другого, но не как в другого. Скорее он влюбляется в другого, как в самого себя.

– Ладно, – смирился Марвин. – Поможет это нам найти того, кто украл у меня тело?

– Вообще-то нет, – сказал сыщик. – Но это нам поможет его понять.

– Когда вы приступите? – спросил Марвин.

– А я уже приступил, – ответил сыщик. – Пошлю, конечно, за судебными протоколами и прочими документами, относящимися к делу, запрошу дополнительную информацию у соответствующих органов других планет. Я не пожалею сил, а если будет нужно или полезно – отправлюсь на край Вселенной. Это преступление я раскрою.

– Рад, что вы так настроены, – заметил Марвин.

– Сто пятьдесят восемь дел подряд, – размышлял Урдорф вслух. – Слыханная ли штука – такая полоса неудач? Но теперь она закончится. Я хочу сказать, не может же она тянуться до бесконечности, правда?

– Наверное, не может, – согласился Марвин.

– Хорошо бы мое начальство тоже встало на эту точку зрения, – хмуро сказал сыщик. – Хорошо бы оно перестало называть меня недотепой. Такие словечки, да насмешки, да поднятые брови – все это кого угодно лишит уверенности в себе. На мое счастье, я отличаюсь несгибаемой волей и полнейшей уверенностью в самом себе. По крайней мере так было еще после первых девяноста неудач.

На несколько секунд сыщик тяжело задумался, потом сказал Марвину:

– Надеюсь, вы окажете мне всяческую помощь и поддержку.

– Рад стараться, – ответил Марвин. – Беда только в том, что не более чем через шесть часов меня лишат тела.

– Чертовски досадно, – рассеянно произнес Урдорф. Он явно погрузился уже в мысли о следствии и лишь с трудом заставил себя вновь уделить внимание Марвину. – Лишат, вот как? Надо полагать, вы приняли меры? Нет? Ну, тогда, надо полагать, вы еще примете меры.

– Не знаю, какие меры тут можно принять, – угрюмо ответил Марвин.

– Ну, об этом не стоит пререкаться, – сказал сыщик подчеркнуто бодрым голосом. – Найдите где-нибудь другое тело, а главное – оставайтесь в живых! Обещайте мне сделать все от вас зависящее, чтобы остаться в живых.

– Обещаю, – сказал Марвин.

– А я буду продолжать расследование и свяжусь с вами, как только смогу что-нибудь сообщить.

– Но как вы меня отыщете? – спросил Марвин. – Я ведь не знаю, в каком буду теле и даже на какой планете.

– Вы забываете, что я сыщик, – с бледной улыбкой ответил Урдорф. – Пусть мне нелегко отыскивать преступников, зато уж жертв я всегда отыскиваю без малейшего затруднения. Так что выше голову, не допускайте, чтоб у вас душа уходила в пятки, а главное, помните: останьтесь в живых!

Марвин согласился остаться в живых, тем более что на этом строились все его планы. И вышел на улицу, сознавая, что драгоценное время истекает, а своего тела у него по-прежнему нет.