Глава 4

Элистер Кромптон, крепко сжимая в руках розовый кварцевый пузырек, неслышными шагами прошел по тропе Первоцвета, как называли светло-фиолетовый коридор, ведущий к административному центру. Лицо его было бесстрастно.

В конце коридора находилась огромная дубовая дверь, над которой был изображен единорог, нюхающий букет весенних полевых цветов из рук жеманно улыбающейся красотки в пышной юбке. Так выглядел герб «Сайкосмелл, Инк.». Ниже можно было прочитать горделивый девиз компании – измененную на одно слово строку Марциала:[3 - Марциал, Марк Аврелий, римский поэт примерно 40–104 гг.] «Bene olet, qui bene semper olet».[4 - Пахнет хорошо, что пахнет хорошо всегда _(лат.)_.]

Дверь бесшумно растворилась, и Кромптон вошел в зал. Прямо перед ним полукругом стояло шесть кресел, в которых сидели члены Совета. В центре полукруга, на возвышении, в огромном кресле восседал легендарный Джон Блаунт, основатель фирмы и председатель Совета директоров.

– Вы Кромптон, не так ли? – проскрипел он дрожащим надтреснутым голосом. – Проходите, Кромптон, дайте взглянуть на вас.

Джон Блаунт был древним стариком с точки зрения продолжительности существования его как личности. Но если подсчитать средний возраст отдельных частей его организма, получалось, что он совсем еще юноша. За прошедшие годы органы Блаунта были либо восстановлены, либо полностью заменены. К примеру, его неприлично розовая, блестящая кожа насчитывала не более десяти лет. Но мозг оставался подлинным, так же, как и древние, непостижимые глаза, такие же неуместные на этом крепком юношеском лице, как глаза монстра гелы,[5 - Гела – ядовитая ящерица, водится на реке Гела на юго-востоке США.] выглядывающие из бочки с апельсиновым желе.

– Ну-с, Кромптон, как поживаете? – старческий голос странно контрастировал с молодым сильным телом. Блаунт отказался изменить голос и оставил свои собственные руки, постоянно подчеркивая, что он наслаждается старостью и ему претит поддельная молодость. Он хотел оставаться старым, но полным жизни, и делал только самое необходимое для того, чтобы поддерживать себя в этом состоянии.

– Прекрасно, сэр, – ответил Кромптон.

– Рад, Кромптон, рад слышать это. Я слежу за вашей карьерой с интересом. Вы проделали колоссальную работу для фирмы, мой мальчик. Хи-хи-хи! А теперь вы пришли порадовать меня новым творением вашего гения?

– Надеюсь, вам понравится, сэр, – сказал Кромптон, с трудом удерживаясь от неожиданного, совершенно иррационального побуждения броситься старику в ноги и униженно пресмыкаться перед ним. Кстати сказать, такое желание возникало в присутствии Блаунта у многих, даже у его жены, у которой на коленях выросли мозоли в полдюйма толщиной, оттого что она не сдерживала своих порывов.

– Ну что ж, тогда приступим, хи-хи-хи.

Блаунт протянул сухую корявую руку, похожую на лапу королевского грифа. Кромптон вложил в эту руку кварцевую бутылочку и отступил назад.

Основатель откупорил пузырек и осторожно понюхал (своим подлинным, данным ему от рождения носом – из чувства гордости и благоразумия он не стал подделывать орган, который сделал его сказочно богатым).

– Итак, что мы тут имеем? – вслух подумал Блаунт, с силой раздувая ноздри, чтобы полностью впитать аромат своим старым, заскорузлым, но еще очень чувствительным обонятельным органом.

Какое-то время он молча сидел, закинув голову назад и так работая ноздрями, будто это была пара кузнечных мехов. Кромптон знал, что сначала старик проанализирует самые основы композиции, разделив смесь и оценив качество различных запахов – цветочных, фруктовых, гнилостных, пикантных, смолистых и горелых. Затем, с точностью ольфактометра,[6 - Прибор для измерения интенсивности запахов.] измерит интенсивность компонентов и разберет каждый из них в отдельности. И только завершив этот многосторонний анализ, позволит себе расслабиться и насладиться воздействием всей субстанции.

– Первые впечатления – берег моря Наслаждений, беседка, увитая розами, ветры пустыни, нежное детское лицо, запах северного ветра… Совсем неплохо, Кромптон! А вот и более глубокое восприятие – солнце на морской волне, ряды ламинарий, серебряные скалы, железная гора и… девушка!.. девушка!..

Директора неловко заерзали при звуках дрожащего крика, исторгнутого из глотки искусственно омоложенного старика. Уж не дал ли маху Кромптон – может, неправильно рассчитал угол вращения радикала?

– Девушка! – вопил Основатель. – Девушка в белой кружевной мантилье! О, Нивс, как я мог забыть тебя! А сейчас передо мной черная вода озера Титикака, волны плещутся о железные сваи причала. Огромная птица, кондор, низко парит над нашими головами – дурная примета; из-за тяжелых пурпурно-розовых туч выглядывает солнце. Нивс, ты держишь меня за руку, ты смеешься и не знаешь…

Основатель умолк. Долгую, нескончаемую минуту он сидел неподвижно. Потом опустил голову, возвращаясь к действительности. Видение растаяло.

– Кромптон, – сказал он наконец. – Вы создали превосходный эликсир. Не знаю, как отнесутся к нему мои коллеги, но мне он доставил мгновения редчайшего наслаждения. Воспоминания, конечно, не мои, но картина настолько яркая, что наверняка кто-то пережил все это. Джентльмены, даю двойную премию! Кромптон, я на треть увеличиваю ваш оклад, каким бы он ни был на сегодняшний день.

Кромптон поблагодарил его. Пока кварцевая бутылочка переходила из рук в руки, он выскользнул из зала, и огромная дубовая дверь бесшумно закрылась у него за спиной.

Новость, как пожар, распространилась по кабинетам «Сайкосмелла». Кругом царило веселье и всеобщее ликование. Кромптон, совершенно бесстрастный, вернулся в свой кабинет, запер за собой дверь и, как всегда после трудного дня, сильно потянулся. Потом быстро закупорил драгоценные вещества и сунул их в желоб, по которому они скатились в вакуумные погреба и вернулись в свои герметические хранилища.

Только одно отступление от правил нарушило привычный каждодневный ритуал. Взяв колбу с очищенной эссенцией люристии, самого дорогого в Галактике вещества, Кромптон без колебаний перелил содержимое в плоский герметичный сосуд и опустил его в карман. Затем налил в колбу обычное масло иланг-иланга и отправил ее в погреб.

Теперь он стал единоличным владельцем девятнадцати граммов люристии – субстанции, которую получают в результате двухгодичной ручной выжимки из единственного на Альфоне IV дерева, сверхтвердого и сухого. У Кромптона в кармане оказалось целое состояние, которого хватит, чтобы слетать и на Эйю, и на Йиггу.

Он перешел Рубикон – сделал первый и бесповоротный шаг к реинтеграции. Начало положено. Только бы все окончилось благополучно!