— Я слышал про Охотничью корпорацию, сэр.

   — Какая-то воинствующая организация?

   — Не совсем так, сэр. Они считают себя либералами, выступающими за легализацию убийства. Представители так называемого крайне левого анархистско-либерального движения в поддержку законного убийства. По крайней мере у меня такие сведения. Если они, конечно, вообще существуют.

   — Так существуют они или нет?

   — Может быть, и нет. Сама мысль, что существуют какие-то Охотники, многим кажется просто бредовой. Но когда-то и существование мафии тоже ставили под сомнение. Кто мог представить себе кучку каких-то сицилийцев-деревенщин, контролирующих все крупнейшие профсоюзы в Соединенных Штатах, порты, грузовые перевозки, не говоря уже об игорном бизнесе и проституции? Кто мог поверить, что они заключали сделки с правительством США во время высадки союзников в Сицилии во время второй мировой войны?

   — Значит, ты думаешь, к Охотникам стоит относиться серьезно?

   — Я уверен в этом, сэр. Те представители правоохранительных органов, которые утверждали, что мафии не существует, давно уже уволены на пенсию.

   Они показали себя неспособными к перестройке мышления.

   — Как додо, — сказал Коэлли.

   — Что? — переспросил Дикерсон.

   — Вымершая птица, — смущенно ответил Коэлли, как ученик, которого застали за неподобающим занятием. — Я думаю, тут уместна подобная параллель.

   Дикерсон посмотрел на Блэйка — тот пожал плечами.

   — Коэлли не силен в аналогии, но он у нас самый лучший оперативник.

   — Я в этом ничуть не сомневаюсь, — сказал Дикерсон. — Итак, представим себе, что Охота действительно существует, хотя и нелегально, и что эти Охотники, кем бы они там ни были, действительно послали наемного убийцу, чтобы покончить с Гусманом. Но мы же не хотим, чтобы Гусмана убили, не правда ли, Блэйк?

   — Абсолютно правильно, сэр. Нам необходимо продолжать снабжение контрас оружием. Они, конечно, ублюдки, но это наши ублюдки. И лучше всего снабжать их через Гусмана. Таким образом нам не надо создавать собственные группы контакта с партизанами и самим сбрасывать грузы в сельве. Мы покончили с такой практикой после фиаско в 1986 году, если вы помните, сэр.

   — Конечно, помню, — ответил Дикерсон. — Я с самого начала был против такой практики.

   — Я тоже, сэр, — сказал Блэйк. — Все это произошло из-за ошибок вашего предшественника, который не правильно понял чьи-то указания из Белого дома. Но такого больше не повторится. Самое главное для нас в настоящее время — не упустить Никарагуа и вообще не оступиться в Центральной Америке. Мы будем выглядеть очень глупо, если в день победы в столице Никарагуа окажется не наш кандидат.

   — Мне об этом никто не говорил, — сказал Дикерсон. — Почему мне никто не прояснил обстановку заранее?

   — Не было необходимости прояснять вам обстановку заранее, — сказал Блэйк.

   — Но ведь я окружной директор!

   — А вы знаете, сколько окружных директоров за последние десять лет оказались двойными агентами?

   — Блэйк, если ты хочешь сказать…

   — Ни в коем случае, сэр! Я просто хотел указать на то, что в последнее время отмечены случаи утечки важной информации, и теперь все данные сообщаются только тем, кому об этом полагается знать.

   — Ладно. Ситуация постепенно проясняется. Наше оружие уходит партизанам через Гусмана.

   Блэйк сделал движение головой, которое можно было принять за кивок.

   — И в этот раз ожидается отправка довольно большой партии.

   Теперь Блэйк два раза моргнул, что можно было посчитать за знак согласия.

   — Но теперь в деле оказался замешан какой-то Охотник, — заметил Блэйк.

   — Все указывает именно на это, — согласился Дикерсон.

   — Раз вы прибыли сюда из Вашингтона, — сказал Блэйк, — то, может быть, в курсе нашей новой политики по отношению к Охоте?

   — Может быть, — сказал Дикерсон.

   Ему не хотелось признаваться, что он ни разу не видел своего нового шефа и даже не знал. как того зовут. Он лишь несколько раз получал от него инструкции по телефону, и то лишь после обмена сложными кодами, меняющимися каждый день. Дикерсон несколько секунд не мигая смотрел на Блэйка, и агенту стало не по себе. Наконец он сказал:

   — Блэйк, ты ведь причисляешь себя к старой гвардии, воспитанной на идеологии, правда?

   — Думаю, вы можете считать меня идеологическим агентом, — ответил Блэйк. — Да, у меня есть свои принципы, но я действую очень гибко. Действовать согласно обстановке — вот мой девиз!

   — Очень хорошо. Именно поэтому ты до сих пор на службе. Все вокруг постоянно меняется.

   — Да, сэр.

   — Меня сюда направили из Вашингтона. Я могу кого угодно набирать в свой отдел и могу кого угодно уволить.

   — Да, сэр.

   — Запомни, Блэйк, никакая идеология нам тут не нужна. По крайней мере при этой администрации. Думаю, что раньше ты хорошо работал, хотя меня это абсолютно не интересует. Все было связано с идеологией, в которой мы больше абсолютно не заинтересованы. Так что больше никакой идеологии, понятно? У нас теперь другие принципы.

   — Да, сэр. А какие это другие принципы?

   — Новая администрация заинтересована в прагматизме и финансовой самоокупаемости.

   — Простите, сэр?

   — Чем бы мы ни занимались — я имею в виду все федеральные учреждения — нужно приносить прибыль.

   — Это понятно.

   — И чем больше мы будем стараться, тем больше у нас будет прибыли.

   — Конечно, сэр. Я полностью согласен с нашими новыми принципами. Я всегда верил в то, что финансовая ответственность — единственная дорога к счастью.

   — Наше агентство тоже должно приносить прибыль.

   — Разумеется. Это секретная директива, не так ли?

   Я просто хочу быть уверен, что понял вас абсолютно правильно. Я вполне готов работать в таких условиях. К тому же, честно говоря, у нас уже случались подобные прецеденты, Я работал на прибыль и при старой администрации, по крайней мере некоторое время.

   — Может, ты и работал, — заметил Дикерсон, — но не в таком масштабе, в каком мы собираемся работать теперь. Теперь целесообразность любой операции будет определяться лишь объемом вероятного дохода.

   — Что вы хотите, чтобы я сделал с Охотником?

   — Узнай, кто он такой, держи его под наблюдением, но не трогай. По крайней мере до тех пор, пока не получишь инструкции на этот счет.