Глава 23

   Гусман позвонил ровно в девять вечера.

   — Как дела? — спросил он.

   — Все отлично, — ответил Фрамиджян. — Лучше и быть не может.

   Дуло пистолета, который держал в руке здоровяк, упиралось Фрамиджяну в левый глаз. В свете настольной лампы Фрамиджян мог заглянуть в маслянистый черно-синий канал ствола, казавшийся ему туннелем в преисподнюю. Парень помоложе сидел в кресле с томиком Аристотеля в руках.

   — Нам надо встретиться, — сказал Гусман, — и окончательно обговорить детали.

   — Да, — ответил Фрамиджян. — Именно об этом я и думал. Я пришлю к тебе своего человека.

   — Человека? — сразу же насторожился Гусман. — А почему сам не придешь?

   Фрамиджяну пришлось быстро придумывать подходящий повод. Это нечестно, что ему не дали достаточно времени, чтобы сочинить правдоподобную историю. Надо было как-то выкручиваться.

   — Мне придется полежать в постели несколько дней, — сказал Фрамиджян.

   — Слышал когда-нибудь про подагру?

   — Что это такое? — спросил Гусман.

   — Болезнь большого пальца ноги.

   Будь у него побольше времени, Фрамиджян посмотрел бы в словаре, как подагра называется по-испански. Хотя и маловероятно, чтобы бывший начальник образцово-показательной тюрьмы в Манагуа знал название подагры на испанском языке. Вряд ли ему приходилось с ней встречаться в период исполнения своих обязанностей.

   — А… Знаю, знаю. — Гусман иногда просто поражал своей осведомленностью.

   — Это наследственная болезнь. У меня иногда случаются приступы. Вот и сейчас прихватило. Сижу в постели, держу ногу на подушках и пью лекарства. Придется проваляться дня три, а то и целую неделю.

   — Жаль, конечно, — сказал Гусман.

   — Но по телефону мы можем разговаривать в любое время. А к тебе я пришлю Фрэнка. Это муж моей сестры. Я доверяю ему, как самому себе. Вот увидишь, он тебе понравится.

   — Откуда взялся этот Фрэнк? — спросил Гусман. — Ты никогда о нем не рассказывал.

   — Действительно, не рассказывал. Он американец, по все время жил с моей сестрой в Хайфе. Блюл наши семейные интересы в порту, — А по-английски он говорит?

   — Разумеется, — сказал Фрамиджян. — Я же тебе сказал, что он — американец.

   — Ты уверен, что на него можно положиться?

   — На все сто, — ответил Фрамиджян. — Поэтому я и приказал ему вернуться в Америку и стать моим помощником.

   — Ладно, — сказал Гусман. — Пришли его ко мне завтра к обеду.

   Гусман повесил трубку. Фрамиджян тоже опустил трубку на рычаг, стараясь не звенеть наручниками, которыми он был прикован к трубе радиатора. Потом поднял глаза на Поляка.

   Поляк слушал весь разговор по параллельному телефону.

   — Молодец, — похвалил его Поляк. — Продолжай в том же духе, если хочешь остаться в живых.

   — Я же пообещал, что выполню все ваши приказания, — сказал Фрамиджян.

   — Может, снимете с меня наручники?

   — Я не хочу вводить тебя в соблазн.

   — А как насчет ужина? — спросил Фрамиджян. — Ведь пленников полагается кормить? И потом, как мне ходить в туалет?

   — Обсудим эти вопросы через пару минут, — ответил Поляк. — А пока мне следует кое о чем потолковать со своим напарником. Ты не против, если мы воспользуемся твоей столовой?

   — Чувствуйте себя как дома, — сказал Фрамиджян, взмахнув скованными руками.

   — Все в порядке, — сказал Поляк Блэквеллу. — Завтра ты обедаешь со своей Жертвой. Знаешь, как к нему добраться?

   — Я взял напрокат машину, — ответил Блэквелл.

   — Отлично. Теперь слушай меня внимательно. Мне кажется, будет совсем неплохо, если ты уже завтра сумеешь прикончить Гусмана. Скажем, после кофе. И после того, как получишь у него чек. А потом положишь чек в этот конверт и отошлешь его по почте.