Часть третья

   Глава 18

   Фрэнк Блэквелл прилетел в международный аэропорт Майами рейсом «Истерн Эйрлайнс» из Ньюарка. В своем наряде — темные очки на пол-лица, легкие брюки, кроссовки «Найк» и полосатая футболка — он мог сойти за туриста, частного детектива, террориста и даже за торговца рубашками. Зайдя в зал ожидания, он попал в мир искусственного освещения, кондиционированного воздуха и синтетической музыки. Спустившись по эскалатору, он направился в багажное отделение, где и получил свои вещи. Затем он подошел к стойке проката автомобилей «Херц», и там ему вручили ключи от машины, которую он заказал из Ньюарка — белого шевроле-кавалер с откидывающимся верхом и автоматической коробкой передач. Закинув вещи в багажник, Блэквелл выехал из сумрачного аэропорта на солнечные улицы Майами.

   В городе было жарко и влажно, на голубой эмали неба висели облака, как приклеенные над горизонтом кусочки ваты. Блэквелл свернул на боковую дорогу, ведущую в Бискейн, а потом повернул на юг. На 37-й улице он въехал на стоянку «Терфрайдера» — нового пятиэтажного отеля из алюминия и стекла, построенного в виде пирамиды.

   Вдоль подъездной аллеи отеля выстроились коридорные — все как на подбор в блестящих куртках а-ля Майкл Джексон — демонстрирующие раболепие в наивысшей его форме. Они встречали подъезжающие машины, с поклоном открывали дверцы и, приветливо улыбаясь, приветствовали дорогих гостей, когда те проходили через двери из дымчатого стекла в куполоподобный холл «Терфрайдера». Внутреннее убранство отеля было выполнено в стиле мексиканского модерна. Посреди холла на бронзовом пьедестале возвышалась каменная копия ацтекского календаря в натуральную величину. Одну из стен занимали фрески Давалоса, изображающие крестьянский танец со шляпами. Гости в дорогой одежде курили сигары и белозубо улыбались. Все вокруг двигались медленно и даже изысканно, как актеры в бродвейском мюзикле «Деньги под соусом тако».

   В номере Блэквелла были высокие французские окна и балкон с видом на Бискайский залив. Он аккуратно распаковал багаж, принял душ и переоделся. Теперь на нем были светло-кремовые брюки, спортивного покроя рубашка и белый пиджак. Блэквелл позвонил портье и поинтересовался, нет ли для него каких-либо сообщений. Никаких сообщений не оказалось. Никто ему не звонил. Очевидно, рейс Поляка задерживался. Они взяли билеты на разные рейсы, руководствуясь соображениями безопасности.

   У Блэквелла давно урчало в животе, к тому же ему хотелось немного размяться. Выйдя из отеля, он краем глаза заметил слева от себя подозрительное движение. Блэквелл не был абсолютно уверен, но ему показалось, что, как только он ступил на тротуар, кто-то вышел из-за толстой пальмы в кадке, стоявшей возле здания отеля.

   Он повернул направо и двинулся в сторону 8-й улицы. Вечернее небо радовало глаз бархатной синевой. В небе желтела огромных размеров луна, заслоняемая черными силуэтами пальм. В Майами лаже небо используется в качестве рекламы. Блэквелл повернул на 8-ю улицу, главную улицу Латинского квартала Майами. Трудно было определить, следил кто-нибудь за ним или нет. У Блэквелла имелись на этот счет подозрения, но точно сказать он не мог. Он знал, что ему пора привыкнуть к тому, что в дальнейшем частенько придется сомневаться по разным поводам. Неуверенность можно смело отнести к издержкам профессии. Уж слишком много народу толпилось вокруг, слишком много шума и жары.

   За Блэквеллом увязался какой-то мужчина. Шуплый, темноволосый, невысокого роста, он зашагал рядом. В левой ноздре у него красовалось серебряное колечко, а одет он был в цветастую ковбойскую рубаху, перепоясанную кожаным ремнем с серебряными кончос — или как их там называют? Высокие, сшитые на заказ сапоги с острыми как иглы носками, дополняли наряд незнакомца. Красный шейный платок был перехвачен серебряным кольцом, инкрустированным бирюзой. Заметить его в толпе не составляло никакого труда.

   Подмигнув Блэквеллу, он спросил:

   — Эй, приятель, поразвлечься не желаешь?

   — Вали отсюда, — ответил Блэквелл, — Да ладно тебе, приятель. Меня зовут Эдди Лопес. Или просто Быстрый Эдди, как в кино.

   Блэквелл подошел к ресторану с неоновой вывеской «флоридита». С одной стороны тянулась стойка, с другой — располагались кабинки. В подобных заведениях обычно подавали тамали с черными бобами и сандвичи с ветчиной и сыром, которыми вечерком так любили полакомиться кубинцы. Блэквелл сел за столик в одной из кабинок. Лопес уселся напротив.

   — Эй, друг, тебе нравится кубинский кофе?

   — Лучший в мире. Он заказал два кофе.

   — Как тебе Майами? Если чего надо, спрашивай у меня, ладно? Не хочу показаться назойливым, но если тебе понадобится женщина или мальчик… — Да ты что! — возмутился Блэквелл. Лопес ничуть не смутился.

   — Многим бизнесменам это нравится. Даже если они и не пользуются такими услугами, им нравится, когда у них об этом спрашивают.

   — Полагаю, что и наркотики у тебя водятся.

   — Конечно, приятель. Самого лучшего в мире качества.

   — Отлично. Что ещё можешь предложить?

   — Может, хочешь вложить на выгодных условиях деньги в строительство жилого небоскреба на Маратон Шорс? Через три года будешь владельцем шикарной квартиры.

   — Быстрый Эдди, ты надоел мне своей болтовней.

   — Ну что ж, как хочешь, — сказал Лопес. — Мы ещё увидимся. — Он быстро встал и вышел из ресторана.

   Лопес повернул направо, прошел квартал и остановился возле понтиака последней модели с работающим двигателем, припаркованного в неположенном месте. Лопес сел на заднее сиденье, и понтиак рванул с места. От сидевшего возле окна Блэквелла не ускользнула ни одна деталь. Это могло означать что-то важное, а могло вообще ничего не означать. Когда ты в чем-то не уверен, то трудно сделать какой-то вывод. Вернувшись в отель, Блэквелл обнаружил записку. Никаких имен. Только адрес.